Кончина священника 
Коровина  






Могу ли я поверхностным слогом  изобразить редкие досуги трудолюбивого сельского пастыря, - хотя не единожды был обласкан его вниманием...
     В значительности протоиерея Коровина для тогдашнего честного люда города на Неве удобно коснуться и его черты увлечения историей, хотя литургическая загруженность не оставляла ему свободных часов, кроме необходимых для души и здоровья.
     После кончины о. Алексея, семья познакомила меня с несколькими ящиками его бумаг, где покоился и многочисленный церковный "самиздат" с середины прошлого века. Вырица, как проживание "бывших сословий" обладала особым религиозным настроем, замаскированным под чудаковатых дачников.  То, что Коровин не дал продолжение жизни многим копившимся у него церковным стихам, статьям, повестям, - определялось сложным двойным кругом вокруг храмовой жизни. Не одни же благостные пожилые люди и молодая творческая интеллигенция бродили вокруг.  Даже и сейчас через сто метров от Казанской церкви у магазина Вы можете видеть личностей с запросами снежного человека и нечленораздельной речью. А еще эта якобы "Святая земля" вечно опутана партийностью (некто, наплутовал на три коттеджа, - но вспоминает былую советскую защищенность, при которой бы сидел за хищения). К тому же, представить местный приход лет тридцать назад: взял и обчелся, больше из города приезжали, и дачники. 

     Листая журнал записей об отпевании за какой-то год, я некогда увидел несколько интересных фамилий.  Зная, что это семья проректора, или оперного певца, - при случайности оказавшись у них, всегда расспрашивал о Коровине и часто слышал в ответ:  "Видно, что он был расположен к общению, и мы могли бы ему многое поведать, но ведь не принято тогда было... до перемен в обществе".

     Кажется, в те непростые годы обоюдно с паствой у настоятеля возникла интересная традиция.  Заскорузлых старинных фолиантов в дачах оставалось не мало, и граждане после нужной требы стали Алексею Ильичу в знак благодарности преподносить какую-либо церковную книгу с надписью: " В память о крещении отрока... по адресу такому то". Еще, судя по всему,  Коровину, как духовнику были переданы на хранение папки рукописей неофициального церковного поэта репрессированного протоиерея В. Шамонина , сочинения диакона Павинского, машинописный роман о судьбе о. Павла Аникиева и о его кружке, бумаги от общины разгромленного Спаса на Водах,  тетрадки Веры Берхман и многое разрозненное еле понятное.

     Вероятно, Алексей Коровин собирался это упорядочить и выпустить в свет уже на покое. С другой стороны при его дружбе с церковным историком Ильей Поповым - мог снабдить эти "тетрадки" комментариями к вручившим лицам.  О Шамонине, еще умирающий Серафим Вырицкий сказал, что оставляет этот светильник вместо себя.   Старший по возрасту, друг протоиерея Коровина - знаменитый полковник в отставке историк Защук, сам обладавший не одним шкапом военно-исторических бумаг и книг, - ему советовал все архивировать, что и разумно перешло на чердак.

     Потомок старинного рода (прадед герой войны 1812 г, дед - герой обороны Севастополя), -  Георгий Защук приезжая к Коровину на всеночную, оставался спать, завернувшись в шинель в автомобильчике; умывался в Оредеже. Церковных гостиниц тогда не существовало и принять на постой семья настоятеля могла только супругу Защука - Ольгу (из бывших 1917 г. рождения). Но вот ведь каков результат батюшкиных увлечений историей!  Не написав свои записки о Вырице, он вдохновил Защука на литературный очерк о монахе Серафиме, статьи про нашу достопамятную церковь и пр.

     Илья Попов тогда же начал все исследовать и после приезжал с докладом к Коровину. А слушать про результаты изысканий он любил и, улыбаясь, поил обязательным чаем в трапезной. Помню, заглянув к нему в апреле 2003 года, - с порога услышал ироничное суждение: " А наш Витгенштейн  в эти дни 190 лет назад уже  командующий союзными армиями?" Стало быть, отец Алексей вел речь об истории передаче власти после кончины Кутузова в руки знаменитого Дружносельского земляка, чей правнук содействовал в построении церкви в Княжеской долине.

 

     Войну 1812 года он особенно чтил и не раз сетовал, что в окрестностях Вырицы нет ее архитектурной памяти. Тоже и по 1914 году, несохранившимся могилам. А ведь протоиерей Коровин застал поколение, помнившее Великую Мировую и строителей храма.  В притворе церкви до недавнего времени висели стенды созданные Коровиным и художником Свешниковым по истории церкви Казанской Божией матери, где прихожанин, спасший храм в хрушевские времена от закрытия - был помещен именно в царской военной форме.  Указывая на эту фотографию, Алексей Ильич считал необходимым радостно присовокупить, что наградное оружие у прихожанина скорей всего - "анненское"; а в орденах, воинских  званиях и титулах Российской Империи он разбирался безукоризненно.

     В канун 390-летия Дома Романовых, почувствовав возможности Вырицы принять гостей о. Алексей согласился провести вечер, посвященный династии Романовых после молитвы в церковном доме. Настоятель не раз лично встречался с историками: Глинкой, Виллинбаховым,  Бурлаковым,  Сушковым, - всех не упомнишь, но в тот день 21 февраля он общался со слушателями, и с научной, и с богословской точек зрения на русское прошлое.  Такой кружок, в качестве исторического клуба просуществовал свыше года. Вырица разрасталась со стремительной скоростью, и становилось не до чего. Я к тому времени засел за книгу "Вырица при царе" и он меня бесконечно подбадривал, предлагая идеи. Помню, когда я последний раз уходил от него, он спросил, а есть ли у меня деньги?  Такси до вокзала еще не существовало и я, глупо улыбаясь, обронил: что  - пешком, а там как-нибудь.  Куда-то завернув в пономарке о. Алексей вручил мне 500 рублей. Кажется, это была последняя наша встреча.
 

Андрей Барановский