Андрей Барановский 

      Как писали современники, “нигде в Европе не замечалось такого массового бегства из переполненных городов, как в России”. Вопрос, где провести летние месяцы, в России начала ХХ века решали просто: на даче.  Длительность отпусков того времени (три не­дели или два месяца через год) не позволяла чиновникам, офицерам, купцам, врачам, заводским служащим и разбогатевшим конторщикам посылать свои семьи в южные гу­бернии. Занятой сверх меры в столице глава образцового семейства хотел навещать близких, отдыхающих на близлежащей даче. С развити­ем пригородных сообщений Москвы, Киева и тем более самой деловой столицы империи это стало осу­ществимо. Росло количество дач­ных приобретений отодвигая знаменитые дачные пригороды Санкт-Петербурга все дальше на сестрорецком, петергофском,  лужском и пр. направлени­ях.

      Так, поезд с Царскосельского петербургского вокзала шел до крупнейшего дачного массива под Петербургом – Вырицы – в течение 1 часа 20 минут, значит, к вечеру после службы чиновник мог высиживать у пышущего паром само­вара на веранде, летним утром, перед отъездом на работу  просыпаться под пение птиц и шелест лист­вы. Дешевизна загородного прожива­ния позволяла сэкономить целую треть бюджета, и это становилось стимулом аренды дачи для многодетных семей. О вырицких дачах – наш рассказ.

      Вырица – уникальный дачный поселок примерно в 60 км южнее Петербурга. Статус крупнейшего в Российской империи дачного массива обрел в начале ХХ в., когда вокруг узловой станции, названной в честь известной с ХVIII в. деревни Вырицы возникло сразу несколько дачных районов. Юридически обоснованные, распродаваемые предприимчивыми поволжскими и иностранными концессионерами эти некогда бескрайние охотничьи еловые версты, были теперь озвучены названиями, ласкавшими слух дачников: Княжеская Долина, Поселок Эдвардса, имение Заречье при станции Вырица и др.

 

      Рекламные объявления, призывавшие петербуржцев к аренде вырицких дач, звучали в духе объявлений цирковых антрепренеров: “Уникальный климат для больных астматическими заболеваниями. Бога­тейшее сосредоточие хвойных пород и чистейшая с медицинскими примесями вода Оредежа поддержат Ваше здо­ровье, если Вы приобретете участки на станции Вырица за Павловском по Царскосельской железной дороге. По всему протяжению продаваемых дач­ных участков выстроена железнодо­рожная ветка с четырьмя платформами и конечным вокзалом, легко соединяющая с Петербургом. Против вокзала с весны будет разбит парк, вы­строен театр и концертный зал. На протяжении 6 верст выстроен трамвай. В насто­ящее время приступлено к про­водке собственной телефонной сети, что даст возможность каждому владельцу за дешевую плату иметь телефон для переговоров с Петербургом и окрестностями”.

      Что из себя представляла “вырицкая” точнее сказать петербургская дача? Планировка дачного двора отличалась от усадебных традиций, замыкаясь в прямоугольной схеме купленного участка. Первый двор окружали находившиеся в ведении хозяйки кладовые для кор­неплодов, ледник, курятник. В глубине разбивался сад с беседкой и огород.

      Беседки того времени делились на двухэтажные и просто полузакрытые со стороны ветра с крышей из черепи­цы, кровельного толя или камышового тростника. В таком случае они могли служить за­щитой или надежным приютом от не­погоды. Летом в ней деловой чело­век принимал сотрудников, предложив им с дороги завтрак на ломберном столике. Беседки устраивались обыкновенно на возвышенности, так, чтобы из них открывался вид на весь сад. Основу полузакрытой беседки составляли де­вять столбов, задняя стенка часто на­глухо закрывалась досками.

      По углам дачного участка распола­гались конюшня, скотный двор, сараи для сбруи, инструментов, дегтя, дров, навозохранилище, баня с прачечной. Живущих в доме мужчин и женщин из прислуги старались разместить как можно дальше друг от друга, или пос­троить для них отдельные домики. От европейской традиции русский сель­ский ансамбль отличался кучей живо­писно разбросанных навесов для сена, дровников, экипажей и стоящей на отшибе баней. Один сарай загораживал от соседей, другой — дополнял приятный вид из окна.

 

      Прикрытый тщательно оберега­емыми во время строительства хвой­ными деревьями дом титулярного со­ветника, полковника или купца 2-й гильдии имел два входа. На 1-м этаже располагалась комната для прислуги, детская, столовая и буфетная, где хра­нилось столовое серебро. Самой сол­нечной была комната для игр. Особый вход со двора вел в комнату для хра­нения мяса, вина и домашний погреб с копченостями.

      На 2-м эта­же дачи помещались спальни и кабинет, где протекала творческая жизнь хозяина. Все убранство кабинета должно было говорить о профессиональной деятель­ности его владельца. В Вырице импо­зантные кабинеты имели инженер Эйланд, дворяне Карнеевы, владелец угольных шахт Летуновский. Стильно выглядели дачные салоны, к примеру, писателя Василия Розанова. Принимая посетителей, Розанов по-костромски пил чай, накрошив сахар вприкуску. Кабинет же его был точно министерский — большой, с высоким шкафом и диванами вдоль стен. Меж­ду окнами висели портреты; посереди­не стоял круглый стол, на котором ва­лялись последние журналы и книжные новинки. В заветном шкафу хранились древние монеты: римские, греческие, восточные.

     Находящиеся подле кабинета спальни обустраивались на юг. На 3-м этаже мог находиться котел цен­трального отопления и сушильня для белья. В гигиеническом отношении петербуржцев очень волновало пра­вильное снабжение водой. Некоторые вырицкие дачи имели водопровод с насосом английской системы “Вик­тория”, фаянсовый клозет и ванну красной меди. Для паралитиков и по­жилых родителей застройщик нередко приобретал ванну-кресло с печью на колесах.

     Новацию сельской жизни, как в хозяйственном, так и в гигиеническом плане, представляло тогда внедрение водо­провода. Многие предпочитали истра­тить несколько сот рублей, но иметь на своей даче ванну, незаменимый туалет городского типа. По прейскуранту, подача воды в воздухонагревательную полированную печь с чугунной стой­кой, карнизами, полным никелирован­ным прибором и душем емкостью 12 ведер стоили 135 рублей; сама ванная длиной в 2 аршина и 2 вершка — 70 рублей. Железное колено для отвода дыма, всяческие краны и патрубки с установкой обходились в 15 рублей. Клозет со­стоял из фаянсового горшка с двойным сифоном, полированным сиденьем с крышкой, полированного бака на ни­келированных кронштейнах, фаянсо­вой ручки с цепью и сливной трубой. Все удобства работали при помощи насосов. Удовольствие, уравнивающее в правах село и город, обходилось в 300 рублей и составляло годовой за­работок мастерового на фабрике или приходской учительницы, но кто при­вык к городским условиям, мог раско­шелиться и на эту сумму.

Голландские печи, камины дела­лись местными подрядчиками по каталогам. Из­разцы, профили, кабошоны и топки заимствовались из технических журна­лов. Не следует забывать, что многие дамы и чиновники любительски писали маслом, отменно чертили по акварель­ной бумаге и могли вносить в проект дачи хозяйское решение.

     Пока дачный стиль еще не сфор­мировался,     расхожей     обстановкой оставался упрощенный городской ин­терьер 40—50-х годов с добавлени­ем новых предметов: кресел-качалок, свисающих ламп,  фарфоровых керо­синок. В конце XIX века стало ясно, что в гостиной совершенно не место письменному столу и книжным шка­фам, ибо они составляли принадлеж­ность кабинета. В столовой появились “охотничьи буфеты” и плетеные крес­ла, гарнитуры, выполненные в древне­русской манере, резные “талашкинские” аптечки и полочки.  Несколько картин и фотографий в дорогих рамах заполняли высокие лестничные проле­ты; оставленный без нужды закуток при выходе на 2-й или 3-й этаж легко преобразовывался в молельню.

     За десять летних сезонов на дачу свозилось все что угодно. Дети отвое­вывали у родителей верхний этаж: сы­новья — кабинет, дочери — будуар, и  начинались существенные переделки. Столичные   архитекторы,   рабо­тавшие по дорогим сельским заказам, стремились разнообразить ком­натный интерьер не одними тесанными стенами или штофными обоями, но, допустим, орнаментом бордюра или декорацией из различных плоскостей. Модным считалось вся­кое комбинированное с лепкой дерево, витражи. Стены женских и девичьих комнат чаще всего оформлялись белы­ми панелями со вставками сиреневого цвета, и эта нежность тонов отделки говорила о хорошем художественном вкусе. В дорогих дачных особняках потолок был разбит на отштукатурен­ные “внутри” деревянные кессоны. В XX веке в убранстве стали избегать собирающих пыль портьер, разве что свешивали до половины окна легкий ламбрекен.

     Путь дачника в Вырицу начинался с железной дороги. С 1904 года в обращение между Петербургом и Вырицей были запуще­ны две пары поездов и одна добавочная — на выходные дни. Би­лет в Петербург и обратно для вагонов 2-го класса стоил 2 рубля 20 копеек, приближаясь к доходу крестьянской семьи за день. Вагоны же 3-го класса были настоль­ко грязными, что мещанам приходи­лось тратиться на лишнюю роскошь. Еще в 1901 году Правление Московской Виндаво-Рыбинской железной дороги собиралось перевести три царскосельские линии на электрическую тягу, но, как выяснилось, это опережало возможности других видов русской промышленности. Оставалось уделять внимание комфорту.

     Освещение вагонов осуществля­лось методом сжатого газа. Тамбу­ры были оснащены писсуарами с авто­матической периодической вымывкой и ватерклозетами систем “английс­кая”, “русская новость”, “нормаль­ная”. Для улучшения санитарного со­стояния новых станций уничтожались помойки, выгребные ямы, устанавли­вались водостоки с фильтрами лон­донской санитарной комиссии. Новая система “Надина” включала в себя подбрасывание торфа к нечистотам, дезинфекцию отбросов и обращение их в землеудобрительный тук.

 

     В 1907 году ожесточилось отно­шение к “зайцам”, то бишь к живому грузу. Прежде безбилетник мог с гре­хом пополам добраться до Питера, те­перь кондукторы стали набрасываться даже на тех почтенных людей, которые не успевали взять билет во время двух­минутной пересадки с Охотничьего павильона в Павловске; некоторые пассажиры также попадались на фаль­шивых билетах.

     Многие начинали вы­езжать на окрестные, в том числе — вырицкие дачи еще ранней весной. В большие дорожные чемоданы скла­дывались стопки перевязанного белья, разноцветные шелковые чулки, альбомы, аккуратно приготовленные костюмы и платья. На подводах с при­слугой отправлялась мебель; чуть позже, уложив в дорожный несессер флаконы с духами, шкатулочки и кипарисовые четки, еха­ла на разведку 1-м классом хозяйка. По солнечному холодку, в тужурках и муфтах, гуттаперчевых калошах некоторые пары уже прогуливались за сморчками и ландышами. Прибывшие заранее нарядные круглолицые няньки покупали рыбу для господского стола, судачили с шарманщиками. В мае столица пустела с каждым днем, и с вереницей возов, как сельди в банке, с чемоданами обывательского скарба в вагонах, к дачным уголкам спешили измученные противоречиями петербургской жизни люди.

     Как можно скорее открыв окна настежь, протопив и проветрив дом от угара, расчехлив кровати, выпив всю оставшуюся и не украденную за зиму наливку, одуревшие семьи статских, эскадронных, портовых и университетских служащих спешили на променаж на берег реки.

     Полюбовавшись на реку Оредеж и еловые просеки, они начинали обмениваться рукопожатиями, ездить верхом, копаться в клумбах, сажать табак, Иван-да-Марью. Пока мужики перетаскивали фортепьяно, воткнувшие в голову целый арсенал шпилек и гребешков, утвердившиеся в своем праве “барыни” отдавали властные распоряжения.

     К 1911 году по пригородным направлениям столицы определились нормы доходности дачных помещений, в Вырице — примерно 2 рубля 11 копеек за кубическую сажень 2-го этажа и 1 рубль 95 копеек с 1-го. Это вычислялось следующим образом: производился обмер дачи — длина, ширина и высота. Например, 4 сажени — длина, 4,5 аршина – высота, 3 сажени — ширина. По ним выводили кубическое содержание помещений и спрашивали хозяина, почем он сдает дачу. Допустим, за 48 рублей. Мысленно поделив их на 12 саженей, хозяева получали цифру — 4 рубля. Так вышеозначенным способом обе стороны узнавали, сколько валового дохода в среднем приносила одна кубическая сажень. Из той же суммы высчитывалось 51,3 процента на разные расходы и ремонт. Оставшиеся 1 рубль 95 копеек и служили мерой доходности одной кубической сажени.

 

     К июню сдавались все комнаты, уголки, светелки. Кто не понтировал в беседке, бродил по дорожкам, плавал на лодке к знаменитым археологическим песчаным “пещерам”. Любители цветов собирали модные gerbe. Как и сейчас, шум от кегельбана, паровозный свист и звучащие из граммофонных труб различные оперные голоса и марши — побуждали манкировать службу. На самом же деле ничего романтичного в том прожигании летней жизни не было, поэтому в качестве скрытой рекламы еще непроданных участков и для заполнения газетных полос царскосельские журналисты принялись на потребу публиковать разные страшные дачные истории с продолжением: “Клад”, “Обгорелую старушку”, “Поселковая Мессалина”

     Эрос уже вскружил голову не одному поколению жуирующих юнцов. На Оредеже по жаре можно было наблюдать ежедневные randesvous горничных с генеральскими денщиками или купания барышень в нарочно прозрачных сорочках. Раз в месяц происходили самоубийства на романтической почве. При виде знакомых холостяков девы от 25 лет очень часто тонули у них на глазах. Когда же дачный рыцарь бросался в воду, вытащенная на берег нимфа со словами: “Раз Вы меня спасли, я теперь Ваша на век!” — падала ему на грудь мокрой косой.

     Исподволь в полосатых купальных костюмах сновали веселые вдовы и охочие до сраму декаденты. Желающие скрыться от нравственных укоров уплывали на “остров любви”, где среди чахлой сирени и двух берез на бархатной мшистой поляне молодежь расставалась с последними предрассудками морали. Но вырицкие мамаши были особенно зорки. Как и в Лисьем Носу, Горской, Токсово, Сиверской и др. фешенебельных дачных латифундиях — процент браков по летнему знакомству здесь был очень велик. Часть приемов “на осетрину”, в том числе и для марьяжных целей, устраивалась отцами семейств, а в остальное время простаивание литургии, театр, мелкотравчатая охота и интеллигентское самобичевание заполняли отпуск делового человека.

 

     Важным элементом досуга были ужины в ресторане для публики побогаче и пьянство в кабаке для публики попроще. Пионером ресторанного дела в Вырице считался знаменитый буфетчик А. П. Кукушкин. Еще в 1905 году он заключил контракт с управляющим Виндаво-Рыбинской дороги, что за свой счет оборудует бу­фет при вокзале. В новом виде кафе было украше­но чем попало: ангелочками, чучелами птиц, аквариумом. Горячие кукушкинские пирожки славились по всей Царскосельской железнодорожной линии. Чиновники всеми правдами и неправдами пытались выжить Кукушкина и посадить на столь доходное ресторанное место своего человека, но добились этого только тогда, когда подняли размер ежегодной взятки с владельца буфета со 100 до 400 рублей. Однако слава первого вырицкого ресторатора оказалась столь велика, что именем его была названа улица одного из дачных районов – Княжеской Долины.

     Впрочем, потерявший буфет Кукушкин не растерялся. 18 июля 1910 г. он открыл в своем старом доме по Сиверскому шоссе гостиницу “Тулон”. Она пред­ставляла собой большой освещенный зал, буфет с бутылками, где с прилавка подавали котлету с горошком. По уг­лам стояли никелированные самовары и приборы сервировки. На 2-м этаже, за перегородками комнат, находились за­чехленные кровати, ширмы и зеркала, изрезанные именами пьяных любовни­ков. На стенах — немного клопов, а по лавкам и сундукам — шкуры зверей. Для развлечения почтенной публики сюда по вечерам приглашался женский хор, и это уже начинало смахивать на кафешантан. День открытия “Туло­на” ознаменовался дракой упившейся в лесу компании, один из участников выбежал на дорогу с разрезанным жи­вотом и тут же скончался.

     Другая гостиница с пышным на­званием “Пальяр” на Крайней улице тоже стала своеобразным загородным клубом. На 1-м этаже обогревались чайком дровники, возницы и запозда­лые пассажиры с поезда. На 2-м зву­чала цыганская гитара, хохотали ра­зодетые камелии и содержанки. Так отряхивались чины от домашней скуки.

     В перечне шинков Вырицы осо­бое место занимал притон, находив­шийся почти напротив самой станции и содержавшийся лицом, известным под кличкой Угольщик. Каждый день его работники мешками таскали в ши­нок водку. На вопросы дачников, куда же идет столько казенной, гарсоны отвечали — для рабочей артели. Все знали, что водкой торгуют вовсю, однако обыски не увенчались успехом. Летом  1910 года уряднику М. М. Головину удалось накрыть притон с поличным. На чердаке между наружной и внут­ренней обшивкой была найдена водка, и шинкаря присудили к двум месяцам отсидки. Попытка отправить его под арест удалась не сразу, и тогда, взяв несколько понятых, урядник явился в собственный дом шинкаря. Выполнять требование открыть дверь Угольщик отказался. При задержании он угрожал револьвером и даже выбил из рук урядника шашку.

 

     Благодаря энергии Головина мел­кие шинки исчезли, но борьба с ними была обречена. Рецепт сухой перегон­ки дерева из книги “Получение дре­весного порошка и спирта” настолько увлек местных бедняков, что пришлось вернуть приличные трактиры, где пили монопольную мерзавочку и сороковуху.  Совсем рядом от Вырицы в Сусанино была открыта гостини­ца с винным погребом и большинство рабочих, получавших по 2-3 рубля на стройке домов в дорогом и красивом одноколейном тупике следующим на протяжении четырех остановок от Вырицы — в Поселке Эдвардса, повадились ездить пропивать их с шиком.

      В таких переживаниях проходило лето. В октябре дачный сезон приближался к концу. И хотя повсюду еще дого­рала листва, шведскими коронами сияло золотце молоденьких кленов, деловой Петербург собирал обозы своих горо­жан. Еще недавно наполненный осами и розами дом покрывался маской холо­да. Тучность в плисовых душегрейках уступала утонченной телесности в сжа­том покое бамбуковых кресел, на про­спектах исчезали черты снующей “богемы”. Там, где имелись слуги, перевозка ценного имущества осуществлялась под при­смотром супруги. Несмотря на кражи, мебель, белье и нехитрый сельский ин­вентарь прятали на чердаках. Закола­чивая ставни, новые выричане на под­водах увозили с собой серебряную по­суду, картины и особо дорогие иконы.

      Наливки, грибы, сало и вяленую рыбу оставляли в погребе или в молочне на случай внезапного возвращения, вы­пивки с товарищами по департаменту. В этом случае всегда можно было найти пару симпатичных соседей и завалиться в “Тулон” или “Пальяр”, подцепить камелию.

      С каждым годом под предлогом подготовки к экзаменам на удобные в сообщении вырицкие дачи все больше сбегали повзрослевшие дети. По мере их совершеннолетия в город­ской квартире возникали конфликты поколений, и молодежь часто отбыва­ла на паровике в поисках “бури”.

 

Осенью здесь все запасались карман­ными фонариками, в ноябре небо за­тягивалось тучами, лили дожди, и лун­ные ночи, воспетые в альбомах, стано­вились особенно редки. Подключив до 60 газовых фонарей, Общество бла­гоустройства боролось с тьмой, вну­шавшей в тусклом отблеске цветных стекол сладострастный “гоголевский” ужас.

     Наступление полной белоснеж­ной зимы в Вырице искушало красо­той. Все обретало художественный вид — кустарник, болото, ночлежка в лесу. Мохнатые ели еще более ста­ли созвучны сказкам, каждая капля превращалась в сосульку, и вся эта тя­жесть искрящихся на солнце алмазовсгибала ветви в дугу. Только теперь в чутком резонирующем отзвуке зиму­ющий человек чувствовал себя сопри­частным к детским переживаниям истрахам.

     Святое дело после прогулки по заснеженному Оредежу, близко разглядывая чужие дачи, вернувшись к себе постоятьперед иконами, с началом темноты подложить дров в камелек, разогретьчай с водкой и перебирать бесконеч­ный ворох художественных журналов.Такие издания, как: “Пробуждение”, “Столица и усадьба”, “Фиорды”,“Сельский хозяин”, “Русский инва­лид”, московский “Сад и огород” и местные газе­ты, умиротворяли страсти в оставшем­ся на зиму в Вырице человеке старшегопоколения.

     Нелюбителям чтения до­статочно было опустить замороженныепельмени в кипящую воду и спокойно сидеть возле печки, вязать из шерстиполосы будущих одеял, прислушиваясь к треску огня. Хотя с дровами в рекла­ме в Вырице всех обошли очень ловко: цены по 5.50 за кубическую сажень и 3.50 заподобную меру горбыля складывались в почтенный куш для продав­цов. За пару зимних сезонов цены поленни­цы дров вырос­ли до 7 рублейза сажень, 13 рублей за аршинку и 35 рублей за кубическуюмеру. С возобновлением жутких холодов питерские выричане их жгли на треху в день; с другой стороны, все благословляли мороз, который, очищая воздух, уно­сил болотистое испарение неосвоенных кварталов Поселка и Княжеской До­лины.

     Самая   лютая   зима   выдалась   в 1907 году, и все болели корью и диф­теритом. С момента запуска узкоколейки на Поселок Эдвардса появи­лись зимние жертвы. На платформах поезда и кон­ки часто гасли фонари. Вагоны останавливались не к месту, и, чтобы не застрять в сквозной железной подножке, приходилось спрыгивать под откос. Ближе к вечеру на занесен­ных снегом платформах — не видать ни зги. Ни носильщиков, ни кучеров, лишь сугробы полустанков, через ко­торые в сторону своих “вилл” карабкались с узлами женщины и дети. Дома, кто побогаче, отогревались глинтвей­ном, давали и школярам, натапливали до духоты русские печи.

     Трескучие морозы и несовершен­ные печные трубы и вьюшки приводи­ли к целому ряду пожаров. Обуглен­ные дачки с каждой неделей пополня­ли грустный список и в очередной раз напоминали о необходимости создания местной пожарной дружины. Бывало так, что язычки пламени целый час коптили эркер, и можно было успеть принять меры. В 1908-м один из со­седских домов по Эдвардсовскому проспекту потушил лично доктор Редюшь с домашними. В фонд пожарной дружины в Петербурге был устроен концерт, и к следующей зиме она мог­ла бы приступить к ликвидации бедс­твий.

     В девятом году, ставшие за укладку (в пол цены) дачной узкоколейки в глубину дачного массива владельцами нескольких десятин по престижной береговой линии реки, члены Правления Московской Виндаво-Рыбинской дороги, чтобы хоть как-нибудь украсить зимнюю жизнь детей, устроило публичную елку. Собрали денег по подписке и напечатали афишу. Явилось 80 лиц в карнавальных масках и огромное ко­личество детей, которым давали по­дарки с елки. Как всегда, торжество было наполнено увертюрами веселых музыкальных пьес в исполнении духо­вого оркестра.

     Рождество заканчивало полови­ну зимы с крошечными днями и без­умно длинными ночами. Жизнь вы­работала довольно много новогодних развлечений. Славянская языческая старина оставила в подарок ряженье и масленицу. Византийское правосла­вие — рождественский канон и елку для пострелят. Хлопушки, конфекты, гостинцы — сколько впечатлений ра­зом проникало в детские души. Как правило, зем­ские школьные елки сопровождались хоровым пением тропаря, декламаци­ей. Учащимися ставились живые кар­тины: “заблудившиеся дети в лесу”, завуалированные зеленой кисеей “вырицкие русалки”.  Девочкам да­рили материю, вязаные платья; маль­чикам — суконные шапки.

     Под влиянием “зимних” членов местного столичного общества в те же дни на даче миллионера Баусова проводился маскарад с конфетти и серпантином. Костюмы и маски шили исключительно в духе всеобщего про­гресса: “дача”, “жатва”, “индеец”, обклеенный марками “почтальон”, “катушка”. Несмотря на влияние жи­телей Невского проспекта, елка пред­ставлялась деревенским очевидцам безделицей. Крестьянина и так окру­жали сплошные ели, и только мелюзге в валенках увешанная примитивными игрушками елочка нужна была, как леденец.

     Вся последующая зимняя жизнь попадала под церковный календарь. В крещенские дни зимние дачники по традиции ходи­ли от часовни Николы Чудотворца на Иордань в “Поселке” заводчика англичанина Эдвардса. Там, в конце Купального проспекта, располагался дом фельдшерицы, куда многие вва­ливались отметить крещение и узнать о соседском житие. Не за горами был и строгий весенний пост. Грачи приле­тали в Вырицу ранее, чем успевали появляться их фигурки, вылепленные из теста в местной булочной Лебедева возле церкви Петра и Павла.

     Вскоре, на оль­хе — появлялись сережки, повсюду раздавалось пение зяблика и овсянки. Под воз­действием горячих лучей в несколько верст промерзлые  вырицкие проспекты превращались в месиво, и все с нетерпением ожидали начало дачного сезона.

 

BaranovskyAV@mail.ru